Памятник в городе Донской. Поселок Комсомольский

В Книге "Дивизия стояла на смерть" упоминается Овирин Николай Александрович.

Здесь отличились наши минометчики — Николай Овирин, Степан Петров и Павел Карасев. Одним-единственным залпом накрыли танк и, вероятно, попали в бензобак. Он вспыхнул внутри, начали рваться снаряды. Два последних танка повернули назад. Решительнее застучали наши пулеметы, слитными стали винтовочные залпы по гитлеровцам, оставшимся без броневой поддержки. Первая атака была отбита. Но отдыхать некогда, надо восстанавливать разрушенные окопы, рыть новые, хоронить товарищей; отправлять раненых в тыл. Хотя немало мы уложили перед своими окопами врагов, но и наши потерн были немалые. Едва опомнившись, ребята кричали из окопа в окоп:
— Попов... Ушинский... Сушаков... Берестнев... Рамазин... отзовитесь!
И если кто откликался, радовались как дети, а нет — рукавами шинелей вытирали мужские слезы. Ведь почти весь состав полка был из земляков, да и за год службы сроднились. И вот...»

В книге "Дивизия стояла на смерть упомянут Никишин.

К рассвету 20 ноября огневая позиция батарея была оборудована. Орудия расположились метрах в десяти друг друга. Были отрыты ровики для укрытия расчётов, ниши для снарядов. Перед батареей, выдвинувшись вперед, окопался взвод стрелков лейтенанта Михаила Маринова с пятью противотанковыми ружьями. Перед ними, в полукилометре, стояло несколько стогов то ли необмолоченного хлеба, то ли уже соломы. И сзади батареи, в десятках метров, находился один стог. Под ним устроились телефонисты Иван Спирин и Алексей Тупицын. В длинном ровике, насколько можно, вжимаясь в стены, сидели с торопливой ненасытностью куря толстые цигарки, стрелки Александр Савин, Семен Бахтуров, Чугуев, Евдокимов, Литвяков в извоженных глиной шинелях. Здесь же были не успевшие уйти к лошадям ездовые Гамаюнов и Никишин.

В книге "Дивизия стояла на смерть упомянут Нехорошев Алексей.

На горизонте появилась немецкая «рама». Самолет летел со стороны оставленных ночью позиций. Летел прямо на батарею на высоте 150-200 метров. И на подлете с него понеслись пулеметные струи. После его пролёта оказалось несколько раненных, загорелся омет соломы. Это уже ни к чему. Это ориентир для врагов. Самолет покружился над еще не окопавшимся батальоном капитана Мартынова и, построчив для порядка, повернул вправо, улетая назад.
— Все! — сказал сержант Алексей Нехорошев. — Теперь жди «гостей» посолидней.
Командир батареи старший лейтенант Аркадий Чазов спрыгнул в неприютно мелкий и узкий окопчик, куда из-под горящего стога соломы перебрались связисты. Телефонист Тупицын сидел, пригнув голову к аппарату, придерживая одной рукой трубку, привязанную к голове тесемочкой.
— Связь с комбатом есть? Дай трубку, Тупицын!
— Есть, товарищ старший лейтенант. Только никто... — и в это время над бруствером, где окопался взвод Жаринова, пронесся надрывный крик:
— Та-а-а-нки!

В книге "Дивизия стояла насмерть" упоминается Нурусланов Нурихан

Старший лейтенант слышал беглые выстрелы своих орудий и не слышал близких разрывов вражеских снарядов. Только когда горячая волна хлестнула в лицо, он пригнулся и нижним зрением увидел: две воронки, чернея, дымились в двух метрах от щита орудия сержанта Дмитрия Шишмярина. Сам командир и его расчёт неподвижно лежали в разных позах. Только наводчик Ефим Разворюхов, не имевший права оставить прицеп, стоял на коленях перед щитом, странно потираясь виском о наглазник панорамы, а его руки, точно онемев, сжимали механизмы наводки. Он воспаленным глазом озирал лежащий расчет, немо кричал, спрашивал о чем-то взглядом.
Чазов понял, что наводчик остался один. Он взмахом руки позвал выглянувшего из окопа солдата. Им оказался Нурихан Нурусланов. Тот подполз.
— Будешь подавать снаряды, — прокричал ему, а сам выскочил из окопчика, сгибаясь, пробежал несколько метров, упал на колени возле орудия и затормошил за плечо Разворюхина:
— Ефим, слышь Ефим! Наводить сможешь? — Тряся головой, тот выдавил:
— Могу, я могу... Уши заложило. Громче команду подавай, команду громче. — Нурусланов подтащил ящик со снарядами. Чазов огляделся: шевелились только у орудий Родионова, Колпашникова, Калинина и Инишева. «Значит три расчета погибли...»

В Книге "Дивизия стояла на смерть" упоминается Петров Степан Дмитриевич.

Здесь отличились наши минометчики — Николай Овирин, Степан Петров и Павел Карасев. Одним-единственным залпом накрыли танк и, вероятно, попали в бензобак. Он вспыхнул внутри, начали рваться снаряды. Два последних танка повернули назад. Решительнее застучали наши пулеметы, слитными стали винтовочные залпы по гитлеровцам, оставшимся без броневой поддержки. Первая атака была отбита. Но отдыхать некогда, надо восстанавливать разрушенные окопы, рыть новые, хоронить товарищей; отправлять раненых в тыл. Хотя немало мы уложили перед своими окопами врагов, но и наши потерн были немалые. Едва опомнившись, ребята кричали из окопа в окоп:

В книге "Дивизия стояла насмерть упоминается Поршнев Филипп Васильевич.

Фашисты уже в ста и даже меньше метрах. И вот сухо треснул выстрел. Это подал сигнал Саша Зобов, сержант, командир отделения. Следом грянул дружный залп. Неожиданно ударили два ротных миномета, и близкими разрывами немцев как ветром смело с танков. Из-за одного выскочил немецкий офицер. Он, размахивая пистолетом, подгонял солдат. Таежный охотник Алексей Рахматулин, тщательно прицелившись, свалил его.
— Видал? — кричит он другу Филиппу Поршневу, но тому не до этого. Прижав к плечу приклад своего длинноствольного тяжелого противотанкового ружья, тот посылает пулю, за пулей. После каждого выстрела морщится: очень сильна отдача. Противотанковые ружья мы получили уже в эшелоне, перед самым прибытием на позиции. Раньше мы ничего не знали об этом оружии, оно только осваивалось промышленностью. А нам пришлось овладевать им в бою. И на первых порах не все получалось. Звонкие выстрелы слышатся и справа и слева. Кажется, слышно, как пули вонзаются в броню. Но танки — вот они!

Сзади нас, рядом, ударили две 37-миллиметровых пушки и два танка остановились, не дойдя до окопов 50-ти метров. Навесным огнем рявкали минометы, отсекая фрицев, заставляя их залечь. Третий танк замедлил движение — на его пути оказался большой валун. Всего на мгновение повернулся он, чтобы обойти валун, но этого было достаточно, чтобы Филипп Поршнев всадил в него одну за другой несколько бронебойных пуль. Танк вздрогнул, крутнулся волчком.